Настоятель Калачевского Свято-Никольского собора отец Димитрий Климов рассказывает про учение о загробной жизни в современном богословии. Так, например, в аду нет сковородок, на которых якобы должны жариться грешники, а заупокойная служба поможет передать умершим родственникам частицу благодати.
В о времена средневековых богословов люди знали, что если будут вести себя правильно, то после кончины попадут в рай, а если наоборот – в ад, со сковородками, котлами со смолой и чертями….
– В традиционных православных взглядах на этот счет не поменялось ничего. Только сколько я ни читал святых отцов, нигде там о сковородках речи не идет. Здесь все зависит от того, как человек сам понимает счастье и страдание. Если для него самое страшное – когда его жарят на сковородке, его этой мукой и пугали. Это для тех, кто не способен понять, что самая страшная мука – не физическая, а духовная.
– Но если грешник и в этой жизни сознательно отказывался от состояния пребывания с Богом и бежал от него, то что страшного для него будет в том, что он будет лишен его в другой жизни?
– Дело не в том, что грешная душа этого не хочет, она этого просто органически не может. Так же как человек, который долгое время пребывал в сумраке, не может видеть яркий свет.
Некоторые святые отцы даже трактовали существование ада как проявление особого Божьего милосердия.
Понимая, что для грешной души близость к Богу мучительна, Он поэтому и создал такое место, куда не простирается Его свет, для пребывания этих душ. Когда мне начинают говорить, что все просто, исполняешь заповеди – спасешься, грешишь – будешь осужден, я отвечаю: все было бы просто, если бы Господь не сказал притчу о мытаре и фарисее. О человеке, который исполнял заповеди Божьи, все делал как положено, подавал милостыню, молился, постился, а в итоге Господь ему сказал: все это пустое, ты будешь осужден, а вот этот мытарь, который грешил напропалую, будет оправдан. Потому возникает некий когнитивный диссонанс, и мы не совсем понимаем, на что ориентироваться.
– А каким образом происходит страдание? В одном из романов Пелевина есть эпизод: герой купил брошюру о загробной жизни, прочитал, что в аду будет «скрежет зубовный», и чуть не сошел с ума, размышляя о том, «какие у души зубы».
– Думаю, это нужно воспринимать как шутку, потому что Пелевин – неглупый человек и, конечно, прекрасно понимает, что такое идиома. Для меня эта идиома имеет однозначную трактовку. «Скрежет зубовный» – это осознание человеком упущенной возможности. Потому что скрежещут зубами обычно не от боли, а от досады. Самый простой пример – кому-то на кассе магазина кассир предлагает купить на сдачу лотерейный билет за тридцать рублей. Тот говорит: «Пожалуй, нет, жалко денег». А стоявший за ним сосед купил этот билет и выиграл миллион рублей. И человек после этого переживает, сжимая зубы, – выигрыш был так близок и доступен, так легко было его получить, но он его лишился.
– Чем же может мыслить и чувствовать человек после смерти, когда все процессы в мозгу прекращаются и он разрушается?
– Я считаю, что связь личности человека с головным мозгом не столь очевидна. Откуда мы знаем, что все те же процессы, которые протекали в мозгу, не могут продолжаться независимо от него на каком-то другом, нематериальном уровне? Еще двести лет назад никто не поверил бы в то, что, сидя в Волгограде, можно свободно поговорить с человеком, находящимся в это время в Москве, потому что никто не знал о физических законах, которые могут это позволить. Так почему же мы уверены, что все знаем об окружающем мире сейчас?
– О неразрывной связи мозга с мышлением говорит тот факт, что повреждение мозга на физическом уровне, например, лоботомия, неизбежно сказывается и на состоянии мыслительных процессов.
– Речь идет не о том, что сознание независимо от мозга, а о том, что оно может продолжать существование и после его смерти. А то, что лоботомия прервала или законсервировала процессы, происходящие в сознании, это совершенно не значит, что они не могут быть восстановлены после его перехода на другой уровень.
– Какой практический смысл в заупокойных службах по усопшим?
– Легче всего это было бы объяснить с «юридической» точки зрения, чем страдало схоластическое средневековое богословие. В конце концов оно пришло к теории о сверхдолжных заслугах святых и распределении этих заслуг церковью. В двух словах заключается она в следующем: у святых было очень много заслуг, больше, чем надо для спасения, поэтому их излишки собираются в некую «копилку», откуда Церковь перераспределяет их между грешниками методом заупокойных молитв.
Православие придерживается иного взгляда, которое лучше всего выразил отец Александр Шмеман, говоря, что заупокойные молитвы – это не столько наши ходатайства перед Богом за умерших, сколько призвание их участвовать в нашей молитве. То есть не наши молитвы долетают до них в виде благодати или милости, а они сами каким-то духовным образом находятся вместе с нами в храме и молятся рядом. И это приближение к храму и евхаристии приносит им радость, счастье и облегчение. Вот такие два полюса существуют в видении и понимании заупокойных служб.
Роман Белоусов
Фото Кирилла Браги
