Михаил Муромов остается любимцем публики на протяжении трех десятилетий. Его бессмертные хиты «Яблоки на снегу», «Странная женщина», «Теплые ливни», «Птицы синее крыло» знает и современная молодежь. В интервью «Родному городу» артист рассказывает о работе фарцовщиком, вспоминает специфику 90‑х годов и рассуждает об одиночестве.
Карьера с 30 лет
– Михаил, расскажите, какими проектами порадуете поклонников в 2018 году?
– Альбомы сейчас выпускают редко, весь контент идет таргетно через Интернет, поэтому будут музыкальные зарисовки.
– Вы дебютировали на сцене, когда вам уже исполнилось 30 лет. Как вам это удалось? В чем ваша самая сильная сторона в творческом плане?
– На самом деле на сцену я вышел еще будучи в восьмом классе, а потом в институте у нас была своя группа. Потом я появился в составе уже известной группы «Славяне». В 30 лет я начал работать уже в театре и кино на профессиональном уровне. Написал музыку к семи кинофильмам, два из которых документальные, к 20 спектаклям.
Но в целом, да, прославился, когда мне было уже 30 лет. Не знаю, сильная это сторона или слабая, но музыкально я довольно разноплановый артист: работаю в направлениях от симфонической музыки до джаз-рока. Сейчас многих называют звездами. Но что значит звезда? Это человек, которого узнают на улице, к которому тянется народ, в творчество которого хочется углубиться. А те, кто просто маячит на экране – разве звезды?
– А в нынешних реалиях шоу-бизнеса смогли бы стать звездой, если бы начинали все с начала?
– Сложно сказать, но думаю, я однозначно бы не писал сейчас музыку для театра и кино, эта работа довольно рутинная, а сейчас у людей клиповое и фрагментированное мышление. Я бы смог сейчас стать звездой, если бы нашелся тот, кто тянул меня, сейчас звезды в большей степени связаны с интригами, зависимы от продюсеров, получают ротацию с помощью влиятельных мам и пап. У меня за спиной в то время не было никого, но когда я уже делал первые шаги, нашлись люди, которые поверили в мое творчество.
«Счастливые 90‑е!»
– Вы занимались фарцовкой. Удалось на этом заработать?
– Да. Фарцовка – это for sale – для продажи. У меня был и розничный, и оптовый бизнес. Покупал, например, водолазки по 17 рублей, потом оптом продавал Юрию Айзеншпису (российский продюсер, ушел из жизни в 2005 году. – Прим. ред.) по 30‑35 рублей. А он уже в свою очередь реализовывал их еще дороже в розницу. Розничной фарцовкой я тоже занимался, продавал пластинки, рубашки, джинсы. У меня даже был джинсовый цех. Мы покупали коттон, окрашивали его в цвет индиго, пришивали лейбл нашей фирмы – «Джинс клаб». Фактически я проследил рост цен на джинсы с 15 рублей до 15 тысяч рублей. И это очень смешно, потому что джинсы – обычная роба, раньше, когда были стиляги, джинсы называли «морской робой». Больше всего удавалось заработать на продаже часов и машин.
– 90‑е годы называют одним из самых сложных периодов России. А чем эти годы запомнились вам?
– В те времена у многих были проблемы, у меня же их не было. И, должен сказать, высшие силы помогали мне на протяжении всей жизни, особенно в тот период. В 90‑е я ездил в Америку, Италию, Польшу… Тратил много денег, но не копил, потому что не склонен к этому. В 90‑е пару раз на меня были «наезды», в том числе с применением оружия, но я разъяснил, что некрасиво у людей, которые работают, просить какие‑то деньги.
В те времена со мной гастролировала моя труппа, и я платил им вдвое больше, чем остальные солисты. И я горжусь этим.
Родственник Грибоедова
– В Интернете есть информация, что вы изобрели приборы для пищевой промышленности. Так ли это?
– Я учился сначала в Менделеевском институте (сейчас – университет), потом в Московском технологическом институте мясной и молочной промышленности по направлению «Изготовление фармакологических препаратов экспериментального гормонального сырья». После института остался при лаборатории. Когда я писал диссертацию, то на кафедре, действительно, изобрел и сконструировал приборы для пищевой промышленности. Проблема в том, что тогда не было патентов, вместо этого – авторские свидетельства. Если бы были патенты – сейчас я бы уже был рублевым миллиардером.
– Правда ли, что вы – потомок Грибоедова? Есть документы, подтверждающие родство?
– Дальний родственник, на это имеются и бумаги, и генеалогическое древо. Этим занимается мой родственник Владимир Муромов, он составил целый альманах на тему нашего генеалогического древа, там кроме Грибоедова есть еще и Борис Житков (советский писатель-прозаик), математики и физики уровня членов-корреспондентов Академии наук.
«Мой лучший друг…»
– Почему считаете свою песню «Странная женщина» вершиной творчества?
– Это произведение слишком трудное и слишком длинное, поэтому это не песня, это ариозо. Она – вершина моего творческого памятника. Нижнее основание – «Флюгер», «Теплые ливни», «Птицы синее крыло», дальше постамент – афганский цикл, потом – «Яблоки на снегу» (кстати, хиту пошел уже 31-й год) и вершина памятника – «Странная женщина».
– Расскажите о времени, проведенном с Джуной. Чему вас научила эта легендарная женщина?
– Мы учились друг у друга. Я исследовал когда‑то электрофизические способы обработки биоматериалов, а Джуна как раз этим занималась, ей пригодился мой опыт. А я у нее научился быть немного более резким, чем был, потому что я по природе – мягкотелый, многое мог прощать, а она научила меня не прощать обиды. Она – прекрасный «парень», мой друган.
Кстати, как раз Джуна уговорила меня начать целительские практики. У меня есть способности, могу лечить недуги, которые доктора не вылечивают. Многое умею, но не практикую, считаю, что это неправильно.
– Вам часто бывает одиноко?
– Мне в принципе не бывает одиноко. Есть друг – мои мысли. Поэтому когда я один – это самое счастливое время. Я могу о чем‑то поразмышлять, что‑то задумать. Еще люблю порисовать, недавно хотел Ларисе Рубальской подарить картину с изображением мака, она их любит, поэтому долго искал, какой мак изобразить. Но вечер не состоялся, и так эта картина осталась в моем альбоме. Одиночество – для дураков, я не бываю одинок.
Артем Карасев. Фото из личного архива Михаила Муромова
